Одиннадцать минут

…и тут внезапно какое-то подобие света вспыхнуло во мне. Я была уже не я, не прежняя Мария, а существо, стоящее бесконечно выше всего известного мне. Когда его рука повела меня к четвертому оргазму, я вступила в те края, где царил безмятежный покой, а на пятом — мне открылся Бог. В этот миг Ральф снова задвигался во мне, но и пальцы его не замерли, и тогда с криком «Боже!» я оказалась неведомо где — не знаю, в аду ли, в раю.

Но нет — в раю. Я стала землей, горами, тиграми, реками, текущими в озера, озерами, превращающимися в моря. Ральф наращивал темп, боль перемешивалась с наслаждением, я могла бы сказать «Больше не могу», но это было бы несправедливо — потому что в этот миг мы с ним стали единым существом.

Я не противилась ему, хотя его ногти теперь впивались в кожу моих бедер, а грудью и животом я лежала на кухонном столе, думая, что нет на свете места лучше для того, чтобы заниматься любовью. Сильнее заскрипел и закачался стол, прерывистым и бурным стало дыхание, глубже вонзились ногти, а я билась об Ральфа — плотью о его плоть, костью — о его кость, и снова надвигался оргазм, и во всем этом НЕ БЫЛО НИ ГРАНА ПРИТВОРСТВА!

—Ну!

Он знал, что произносит, и я знала, что близится миг наивысшего взлета, и чувствовала, что тело мое готово растечься, а сама я уже перестала видеть, слышать, ощущать вкус, превратившись в одно огромное вместилище чувства.

И, не запоздав ни на миг, я изошла вместе с ним. И длилось это не одиннадцать минут, а вечность, и казалось, будто он и я, освободясь от телесном оболочки, бродим в ликовании, понимании, близости по райским садам. Я была женщиной и мужчиной, он был мужчиной и женщиной. Не знаю, сколько времени продолжалось это, но, казалось, весь мир объят молитвенной, благоговейной тишиной, слоено Вселенная и жизнь перестали существовать, превратись в нечто священное., имени не имеющее, исчислению в часах и минутах не поддающееся.

Но вот время вернулось, я услышала крик Ральфа и стала вторить ему, ножки кухонного стола с силой бились об пол, и ни одному из нас двоих не пришло в голову спросить или попытаться узнать, что подумает весь остальной мир.

Он высвободился без предупреждения и засмеялся, а я, повернулась к нему, чувствуя, что меня еще не отпустила судорога наслаждения, и тоже засмеялась. Мы обнялись, словно после первого в жизни соития.

— Благослови меня, — попросил он.

Я сделала, как он хотел, не зная, что делаю. Попросила, чтобы и он благословил меня, и Ральф повиновался, сказав: «Будь благословенна, женщина, возлюбившая много». Эти слова были прекрасны, и мы замерли в объятии, не постигая, как могут одиннадцать минут вознести мужчину и женщину на такую вершину.

Ни он, ни я не чувствовали усталости. Мы вошли в гостиную, он включил музыку, а потом сделал именно то, чего я от него ждала, —растопил камин и налил мне вина.

После этого открыл книгу и прочел:

«Время рождаться, и время умирать время насаждать, и время вырывать посаженное время убивать, и время врачевать время разрушать, и время строить время плакать, и время смеяться

время сетовать, и время плясать

время разбрасывать камни, и время собирать камни время обнимать, и время уклоняться от объятий время искать, и время терять

время сберегать, и время бросать

время раздирать, и время сшивать

время молчать, и время говорить

время любить, и время ненавидеть

время войне, время миру».

Это звучало наподобие прощания. Но прощание это было прекрасней всего, что мне довелось испытать в жизни.

Обнявшись, мы легли на ковер перед камином. Меня не покидало ощущение какой-то неведомой доселе полноты бытия — словно я всегда была мудра и счастлива, словно сбылась и осуществилась.

— Как же тебя угораздило влюбиться в проститутку?

— Раньше я и сам задавал себе этот вопрос. А сегодня, поразмыслив немного, понял: зная, что твое тело никогда уже не сможет принадлежать мне одному, я смог бросить все силы на покорение твоей души.

— И ты не ревнуешь?

— Нельзя сказать весне: «Наступи немедленно и длись столько, сколько нужно». Можно лишь сказать: «Приди, осени меня благодатью надежды и побудь со мной как можно дольше».

Вот уж точно — эти слова были брошены на ветер. Но я хотела слушать, а он — произнести их. Не помню, когда я заснула. Мне снились не события и не люди, а какой-то аромат, заполнявший собою все.

* * *

Когда Мария открыла глаза, сквозь раздернутые шторы уже светило солнце.