Записки безумной оптимистки. Три года спустя: Автобиография

Но меня ожидала неожиданность: не успела Люба распахнуть дверь, как из-за нее выскочило нечто светло-бежевое и запрыгало на коротких лапах.

– Это кто? – удивилась я, во все глаза глядя на неизвестное существо, то ли собачку, то ли обезьянку.

– Мопс, – пояснила Люба, – Хуч.

Маня, завизжав от восторга, попыталась обнять щенка, но тот не давался в руки. Девочка села на пол, а Хуч стал нарезать вокруг нее круги, прыгая и пофыркивая. Создавалось полное ощущение, что в него вставлена вечная батарейка. Я не удержалась, шлепнулась на ковер около Мани, и мопсенок принялся облизывать нас, не забывая при этом прыгать, вертеть хвостом, повизгивать, сопеть, хрюкать…

Мы вернулись домой совершенно очарованные Хучем, и Маша немедленно объявила отцу:

– Хочу мопса.

Александр Иванович пришел в ужас, но категорично отказать ребенку не смог, поэтому произнес загадочную фразу:

– Ну… мопс, однако, это мопс!

Машуня сочла данное заявление за согласие и ускакала в свою комнату. Муж повернулся ко мне.

– Объясни ребенку, что мопса покупать нельзя.

– Какой хитрый, – рассердилась я, – сам и скажи ей об этом! Кстати, я тоже хочу мопса!

Супруг попытался вернуть меня с небес на землю.

– Но у нас есть пудель, кошка, жаба, хомяки и очередные котята!

– Хочу мопса, – капризно ныла я, – давай купим, такой прикольный.

Александр Иванович вздохнул и выдвинул новый аргумент:

– Еще у нас бабушки! Какие тут мопсы!

Я пригорюнилась. Действительно, бабушки. Но как сказать Маше, что мопса не будет?

С духом я собиралась неделю. В воскресенье утром встала полная решимости объявить дочери: «Никаких мопсов! Хватит с нас всех остальных».

Но Машкина кровать оказалась пустой. Девочка почему-то поднялась в выходной день ни свет ни заря и удрала из дома.

Назад Маня вернулась уже после обеда. Я хотела было спросить: «Где же ты носилась?»

Но тут она заговорщицки подмигнула мне и пошла в гостиную.

– Папочка, смотри! – донесся из комнаты ее звонкий голос.

– Бог мой! – воскликнул муж.

Я побежала к ним и ахнула. На полу сидело нечто, крохотное-крохотное, размером со спичечный коробок.

– Это кто? – пробормотала я.

– Мопс, – гордо ответила Маня, – вернее, мопсиха Миледи бель Диамант Грей. Я ее купила.

– Деньги где взяла? – вопросил Александр Иванович.

– А мне Аркашка на Восьмое марта сто долларов подарил, – радостно воскликнула Маня, – взяла газету «Из рук в руки», нашла объявление, поехала! Далеко, правда, в Южное Бутово.

Я постаралась скрыть негодование. Ну, Аркадий, погоди! Вечно потакает Машке и покупает все, на что падает взгляд сестры. Один раз они ушли гулять и вернулись назад с огромной плюшевой игрушкой. Понка, так звали эту героиню диснеевского мультика. Затем Кеша приволок здоровенного фиолетового слона, а когда в Москву только начали поступать всяческие «Сникерсы» и «Баунти», он приобрел для сестрицы картонный ящик, набитый лакомством под названием «Фрутелла». Машка лопала эти конфеты полгода, и они никак не заканчивались. Апофеозом же был притащенный старшим братом мотоцикл маленького размера, работающий от аккумулятора. Маруська залезала в седло, газовала, «конь» летел вперед, Кеша бежал сзади… А теперь еще и мопс.

Очевидно, Маняша поняла, какие мысли бродят у матери в голове, потому что она мгновенно за­явила:

– Аркашка про мопса не знает, он просто сказал: «Купи себе подарок сама».

В этот момент крохотный щеночек встал и на шатающихся лапках побрел по длиннющему коридору. Маня побежала за ним. Александр Иванович повернул ко мне бледное лицо.

– Это эмбрион, ему всего три недели. Мерзкая хозяйка всучила ребенку нежизнеспособное существо. Господи, что делать? Оно не выживет.

Но Миледи бель Диамант Грей оказалась очень живучей. Впрочем, домочадцы собачку стали звать Мулей, потом Мульяной, Мульдозером, Мульчетай. Щенок охотно отзывался на любое имя. Ел он не переставая, особо не кривляясь: суп, каша, овощи, фрукты, йогурты, творог – все исчезало в Мульянином животе и шло ей на пользу.

Машка стала для Мули настоящей матерью. Где-то в девять вечера щеночек укладывался спать на свой матрасик, мы прикрывали его с головой одеялом и уходили. Около трех утра Мульяна просыпалась, начинала плакать, скулить. Маша брала ее к себе в кровать, утешала… Скоро Муля поселилась у дочери в постели, спала она только на Мане, забиваясь той между шеей и ключицей. Вначале, когда щеночек весил двести граммов, дочь не протестовала, но потом, когда Мульянин вес зашкалил за пару килограммов, Маша стала спихивать «доченьку», но та упорно пыталась занять любимую позицию. Сколько раз девочка просыпалась ночью с ощущением, что ее завалило землей, и находила на своей груди нагло храпящую Мулю.