31  

По ногам пробежал сквозняк, состав вырвался из тоннеля. Я отшатнулась от края платформы. Господи, страшно-то как, и потом, наверное, больно погибать под колесами. Может, купить водки, выпить и рухнуть на рельсы? Не хочется мучиться перед кончиной, но и жить больше не могу.

Наверное, с полчаса я маячила у края платформы. Дело происходило на станции «Киевская»-кольцевая, народу кругом колыхалось море. С каждой минутой мне становилось все хуже и хуже, и наконец с мыслью: «Пора» – я встала у того места, где из тоннеля вылетает поезд, зажмурилась, вздохнула и… почувствовала, как сильные руки резко отдергивают меня в сторону.

– Ты что придумала? – гневно спросила абсолютно незнакомая женщина лет пятидесяти. – С ума сошла?

Я тупо мотнула головой:

– Нет.

– Из-за любви, что ли? – вздохнула она.

– Нет.

– Что случилось-то?

Как было объяснить ей? Да и не хотелось заводить разговор.

– Ты замужем? – не отставала спасительница.

– Нет.

– Дети есть?

– Да, мальчик семи лет.

Внезапно на мою щеку обрушилась пощечина.

– Ты дрянь! – заявила незнакомка. – А ребенок? Представляешь, каково жить в детском доме? Сволочь! Иди домой.

Я очнулась. Господи, я совсем забыла про Аркашку! Лицо горело огнем, но я была благодарна тетке, спасшей мне жизнь.

– Спасибо, – пролепетал язык, – сама не знаю, что на меня нашло, спасибо, что остановили.

Лицо женщины разгладилось, она поправила на мне кофточку и сказала:

– Вот и ладно, беги к сыночку, заждался маму. Ты знай, из каждого безвыходного положения обязательно найдется два выхода.

Я не знаю, как звали ту женщину, она спасла незнакомую девушку от смерти и растворилась в толпе, но последняя сказанная ею фраза осталась со мной навсегда. С тех пор я абсолютно уверена: безвыходных положений не бывает, просто никогда не надо сдаваться.

На дрожащих ногах я пошла к вагону, продолжая сжимать десятирублевку, которой откупился от меня Генрих. Внезапно на меня накатила злость, я швырнула ассигнацию на платформу и вскочила в поезд. Спасибо, нам не нужны подачки, я сильная, железная, стальная, каменная, сама справлюсь со всеми обстоятельствами, выращу сына, получу работу, и все у меня обязательно будет хорошо.

К этому же периоду относятся и первые мои попытки стать писательницей. К перу меня тянуло всегда. С раннего детства я сочиняла рассказы, а в двадцать пять лет замахнулась на повесть, криминальную. Наваяла детектив и отправилась в журнал «Юность».

Меня там весьма любезно приняла редактор из отдела прозы и велела оставить рукопись. Через какое-то время последовал ответ:

– Бабы детективы не пишут, лучше создавай произведения о производстве или работай, как Людмила Уварова, в жанре городского романа.

Я решила не сдаваться и пошла на третий этаж нашего подъезда, где жил писатель Попов. Попав к нему в кабинет, я сразу взяла быка за рога и попросила:

– Дядя Володя, дайте совет, о чем лучше писать!

Владимир Федорович оживился чрезвычайно:

– Конечно, о сталеварах, детка. Всю жизнь я воспеваю работников мартена и очень хорошо живу.

С невероятным энтузиазмом Попов рассказал мне, как устроена доменная печь, и я быстренько создала повесть, которую тоже оттащила в «Юность». Та же редакторша приняла ее у меня. Примерно через месяц она, вызвав меня к себе, сердито сказала:

– Уноси эту лабуду!

– Но почему?

– Я уже сказала: криминальный жанр не для женщин!

– Перед вами производственный роман! – воскликнула я. – О сталеварах!

Редактор покраснела и прошипела:

– Груня, на пятьдесят седьмой странице твоего опуса директор завода падает в кипящий металл, на восемьдесят девятой его жена выбрасывается из окна, а потом ее сын начинает поиски убийцы. И мне все равно, что сюжет крутится вокруг победы в соцсоревновании.

Я ушла из «Юности» страшно расстроенная. Значит, не судьба мне стать писательницей, я могу придумывать только детективные сюжеты.

Потом произошло событие, сильно изменившее привычный ход мой жизни.

Как-то раз я, собираясь домой, увидела, что одна из наших курьерш, Наташа, плачет в дежурной комнате.

– Хватит сырость разводить, – сказала я. – Что случилось?

Наташка хлюпнула носом:

– Мне жить негде, из дому выперли.

Честно говоря, ее родственников можно было понять. Наталья отличалась редкостной безголовостью и детским эгоизмом. Еще она любила выпить, таскалась по мужикам, лихо курила, ругалась, словом, совсем не походила на нежную тургеневскую барышню. Но жить-то ей где-то надо было!

  31  
×
×