Пилот особого назначения

"Ну и куда ж вы делись, черти?!"

Такая мысль мучила не одного меня. Причем, я уверен, что люди более звездатые погонами мучились куда сильнее. Где, где они, с крупнокалиберной компетентностью?!

В унисон мыслям чавкнуло кольцо сфинктерного входа. (Ученый хлам располагался в обычном для нас надувном модуле со всеми туристическими последствиями для антуража.)

– Здравствуй, Андрей.

– Наше вам!

– Андрюша.

– Салют, лейтенант!

Я обернулся. Пожалуйте: Ревенко, Разуваев и Космолинский – непонятного звания гражданин в штатском, который заведовал у нас наукой. "Андрюша" – это, конечно, прекрасная капитан Браун-Железнова. Теоретически "Андрюшей" меня мог приласкать и Сантуш, но из уст Александры оно гораздо приятнее.

Капитан выглядела нехорошо: прическа в растрепе, глаза красные – сразу видно: плакала.

Поручкались.

Зареванные глаза Саши сообщили, что сегодня я именно Андрюша, то есть – дробь службе.

– Вникаешь? – поинтересовался Космолинский, засовывая ученые руки в голограмму.

– Скажи, Саша, что, никаких вестей? – спросил я, проигнорировав риторический вопрос науки.

– Молчат, проклятые.

Сеня Разуваев обнял ее за плечи, тряхнул неуставным своим чубом и принялся утешать.

– Ой, ну шо вы, товарищу капитану! Шаланда наша вон куда шнобель сунула! Тут бикицер не выйдет – далековато! Еще двух суток нет, а вас уже штивает, як на волне. Спокойнее треба! – Ударение на первое "е", одессит, мля.

Саша вежливо, но настойчиво спихнула его руку и отошла в сторону. В мою сторону, за что ей огромный мерси.

– Однако непорядок, – констатировал Ревенко, как водится, бдительный. – Я понимаю: вышли в дельта-зону, напоролись на неприятности, все умерли. Но Х-связь-то есть! "Метеоры" летают! Сообщение послать! "У кого жена, брат, мы не вернемся назад!"

– "Зато будет знатный кегельбан. И старший ответил: есть, капитан", – машинально продолжил цитату Космолинский, гипнотически и бесполезно вращавший голограмму.

Делать этого явно не следовало, так как капитан у нас был совсем не такой железный, как в бессмертном стихе. Саша всхлипнула, уложила лицо в ладошки и принялась дрожать. Галантный одессит Разуваев моментально смахнул с банки стопку планшетов и усадил ее, всячески ободряя.

– Та они не за цэ говорили, цэ ж пустой базар, цикависти ради разговору!

– М-да. – Только и смог сказать ваш покорный слуга, беспомощно посмотрев на Сашу. – Слушай, Артем, а если предположить, что "Левиафан" из Х-матрицы вообще не вышел? Ну вот так: вошел и там остался? Это ж пространство дробной размерности, бес его знает, как там оно...

– Бред, – прокомментировал Космолинский.

– Ты в Академии своей вообще чему учился, голубь мира? – Это Ревенко, которому и был адресован вопрос.

– Ладно, ладно, я ж так, в формате предположения! – Мне пришлось для надежности отрицать свои слова взмахами ладоней.

– Цена такому предположению дерьмо. – Артем был непреклонен. – Корабль двигается в Х-матрице, пока работает привод люксогенового двигателя. Только он держит корабль между складок пространственного фрактала! Если Х-двигатель выйдет из строя, борт просто вышвырнет в обычное пространство! В самом худшем случае: по кускам! Это физика! "Левиафан" не появился в расчетной дельта-зоне, значит появился в другой, нерасчетной. А мы его не засекли, потому что смотрели не туда! Никаких вариантов! Скажи, Космолинский!

– Космоли-и-инский... – протянула наука, все еще созерцая астрографический объем. – Кхм. Ревенко, конечно, прав, но, так сказать, практическое наблюдение Румянцева рисует нам оперативную картину, с которой придется работать. Рейдер исчез – это факт. Бредовость допущения общей картины не меняет: для нас "Левиафан" потерян так же верно, как если бы он, в самом деле, остался в Х-матрице.

– Их надо искать! – Воскликнула Саша сквозь слезы.

– Солнце лучистое! – Ответил сухарь Космолинский. – Надо, но где? Где ты их собралась искать? Кубатура поиска имеет сторону в десяток астрономических единиц! И это минимальная оценка!

– Но надо же что-то делать! – Она вскочила, пламенея взором, вскочила так резко, настолько дерзкая и прямая, что даже стул свалился. – Вот так и будем штаны просиживать?! Там товарищ Иванов, там ребята! Они сейчас, быть может, последний кислород сжигают! Ждут нас, надеются! А вы... мужчины! Сделайте же что-нибудь! Предложите! Б...дь, да что угодно, любой вариант! Надо действовать!

Слово "блядь", отнесенное по ошибке к матерным, в устах Сашеньки произвело магическое действие. Или это обращение к нашему мужскому статусу так сработало? Мы все подтянулись, мозги заскрипели, на лицах отобразилась мысль.

– Ну?! – она обвела нас глазами.

Мы молча переглядывались.

Когда стало ясно, что умных предложений не последует, капитан порывисто подбежала к планшету, оттолкнула Космолинского и, пожалуйте, извольте видеть максимально увеличенную картинку газопылевого диска.

– Вот! – она ткнула пальчиком в его самую толстую область. – Вот сюда намеревался лететь товарищ Иванов! Он предполагал там планету! Нам надо лететь туда же! Что замолчали?!

– Якая же вы огненная! – Восхищенно пробормотал Разуваев, усевшийся на сашин стул. – Я за вами согласный куда угодно! Чего мы тут мульку гоняем? Хлопцев треба вынимать – дело святое! Чем базарить: одна нога здесь, другая там, надо слетать!

– Это авантюра, Саша, – твердо сказал Артем.

– Именно, – поддержал Космолинский. – Гипотеза Иванова основана на прочтении дневника ягну. Во-первых, нет гарантий, что перевод верен. Во-вторых, записки не содержат точных координат. Только туманный намек на некую "временную стоянку" под покровом "непроницаемого шлейфа". В-третьих, и это самое главное: планету невозможно спрятать. Допустим, ее не видно в оптику. Допустим, некое аномальное скопление пыли экранирует от радиоволн и потому не работают радары. Но масс-детектор не обманешь! Это не флуггер, не звездолет и даже не эскадра! Это массивное космическое тело! Оно обязано вносить гравитационные искажения в лоцию системы! А их нет! Это значит, что и планеты там быть не может, иначе мы бы ее засекли во время первого рейда к Беренике! Вам формулу на салфетке нарисовать?

Саша подошла, почти подбежала к ученому. Я думал, что она его сейчас ударит, так свирепо сжимались ее кулачки, так порывисто она дышала.

– Вы... вы... Виталий Евгеньевич! Вы... – затем ее прорвало. – Вот такие как вы на салфеточках запросто рисовали формулы, доказывали Циолковскому, что ракетный полет в космос невозможен! Курчатову, что атомное ядро не делимо! Яровому и Кипнису, что холодный термоядерный синтез – ненаучная фантастика! Липичу, что его трансмутация вещества – бред сумасшедшего! А они брали и делали! Вы – анахорет! Мракобес! Гиря на ногах науки!

Космолинский опешил, так его припечатало. Да мы все опешили. Сашенька же, Сашенька по завету великих взяла и стала делать.

– Всем встать! Смирно! Товарищи офицеры, слушай боевой приказ! Выдвигаемся в систему Альцион по предположительным координатам, указанным в полетном плане товарища Иванова! Эскадрилье Особого Назначения даю готовность три часа!

– Г-хм... – откашлялся Ревенко. – Разрешите? На чем полетим? У нас в распоряжении остался "Дзуйхо", но я не уверен, что Кайманов позволит...

– Кайманов! – Александра прямо-таки взвилась. – О нем не беспокойтесь! Сейчас я с ним свяжусь! Он позволит! Он полетит! Если надо, он у меня "Дзуйхо" впереди себя толкать станет!.. Приказ ясен? Вопросы есть? Тогда вольно, разойдись! И кто-нибудь, разбудите Сантуша!

Товарищ капитан сделала "кругом" и своим обычным фасонистым шагом промаршировала на выход. Выпускное кольцо сомкнулось за ней.

Я смотрел вслед и думал, какая гордая да независимая! Про такую невозможно даже предположить, что по вечерам наводит педикюр, утыкав меж пальцами комки ваты, а по утрам воюет на кухоньке с капризным комбайном. А ведь наводит и воюет.