Содружество кольца

Фродо бросило в дрожь от воспоминания о том, как кинжал с зазубренным лезвием таял в руках Бродяжника.

— Не пугайся! — сказал Гэндальф. — Его уже нет. Он истаял. А хоббиты, оказывается, не так-то быстро тают. Многие сильные воины из Громадин, которых я знал, быстро поддались бы чарам клинка, а ты носил его обломок в плече целых семнадцать дней!

— А что бы они со мной сделали? — спросил Фродо. Что им надо, этим Черным Всадникам?

— Пронзить тебе сердце обломком Моргульского оружия, который остается в ране. Если бы им это удалось, ты бы уподобился им, но был бы слабее и им подчинился. Ты превратился бы в тень в стране, где правит Черный Властелин; он бы мучил тебя за то, что ты хотел оставить себе его Кольцо. Но самой страшной мукой было бы, лишившись Кольца, вечно видеть его на Черной Руке.

— Какое счастье, что я не понимал всего этого ужаса! — еле слышно произнес Фродо. — Я, конечно, до смерти испугался, но знай я больше, я бы шевельнуться не посмел. Выходит, я чудом спасся.

— Да, тебя спасло чудо… или судьба, — сказал Гэндальф. — И твоя храбрость. Клинок сразу попал не в сердце, а только в плечо лишь потому, что ты сопротивлялся до последнего. Но ты был на волосок от гибели. Самое страшное случилось, когда ты надел Кольцо и вступил в Призрачный Мир. Ты как бы сам стал наполовину призраком, и они могли тебя схватить. Ты видел их, а они — тебя.

— Это я знаю, — сказал Фродо. — На них смотреть было очень страшно. А почему их кони всем видны?

— Потому что они настоящие. И черные плащи настоящие: всадники прикрывают ими свою бесплотную призрачность, когда имеют дело с живыми.

— Но почему живые кони терпят таких седоков? Все другие животные приходят в ужас, оказавшись рядом. Черных даже эльфийский конь Глорфиндэла боялся. Собаки воют, а гуси на них шипят.

— Эти кони родились в Мордоре, и их воспитывали для службы у Черного Властелина. Не все его слуги и рабы бесплотны. Среди них есть орки и тролли, волки-ворги и оборотни; в Мордоре жили и сейчас живут люди — воины и короли, они живые, но покорно выполняют злую волю. И их число все время увеличивается.

— А как же эльфы и Райвендел? Райвенделу ничего не грозит?

— Пока нет. Враг до него доберется только когда покорит всех остальных. Эльфы боятся Черного Властелина и могут отступить перед ним, но они больше никогда не станут его слушать и ему служить. А здесь в Райвенделе еще живут его главные враги — Мудрые из древнего племени Эльдаров, эльфы Высокого Рода из-за дальних морей. Им не страшны Кольценосные Призраки, ибо выходцы из Благословенной Земли живут одновременно и в обычном, и в призрачном мире и могут побеждать как зримых, так и незримых противников.

— Мне показалось, что я видел сияющего белого воина; все остальные расплывались в тумане, а он — нет. Это был Глорфиндэл?

— Да, в то мгновение ты увидел его в том мире в образе, не видимом живым. Он — один из Перворожденных, эльф Высокого Рода, могучий вождь. В Райвенделе, как видишь, найдутся силы, чтобы какое-то время противостоять мощи Мордора, и в других местах подобные силы еще есть. Хоббитшир тоже сумеет сопротивляться, хотя и по-своему. Но все эти силы окажутся отделенными друг от друга, как острова, если так пойдет дальше. Черный Властелин скоро пустит в ход все свои войска.

— И все же, — произнес он, вдруг вставая и задирая подбородок так, что его борода встопорщилась, как проволочный веник, — нельзя терять мужества. Скоро ты поправишься, если я тебя не заговорю до смерти. Ты в Райвенделе и можешь пока ни о чем не беспокоиться.

— Мужества у меня нет, так что нечего терять, — сказал Фродо. — И ни о чем я сейчас не беспокоюсь; расскажи мне только о моих друзьях и чем кончились события у Брода. Я тебя спрашиваю, ответь, наконец, и на сегодня хватит. Потом я, наверное, еще посплю, но если ты мне все про них не расскажешь, я глаз не сомкну.

Гэндальф подвинул кресло к постели Фродо и внимательно на него посмотрел. Лицо хоббита разрумянилось, как прежде, глаза были ясные, он не выглядел ни сонным, ни больным, улыбался, казалось, с ним все в порядке. Но маг заметил, что он все-таки изменился. В нем появился некий намек на прозрачность, особенно в левой руке, лежавшей поверх одеяла.

«Этого надо было ожидать, — мысленно сказал сам себе Гэндальф. — Еще и полпути не одолел, а что с ним будет в конце, даже Элронд не предскажет. Все же я думаю, что к Злу он не придет. Может быть, он наполнится чистым светом, и те, кто умеет видеть, увидят в нем этот свет, как сквозь стенки стеклянного сосуда…»